В постели лежат терапевт-в-длящемся-обучении и ее муж. Поздний осенний вечер. Окна распахнуты навстречу остаткам летнего тепла.

Терапевт:
— Ты еще не спишь? Знаешь, сегодня я возила маму в клинику. Пока она была у врача на обследовании, я отдыхала на скамейке. Ирония судьбы — у них там такой шикарный парк, с фонтанами, разноцветными деревьями и еще этими… как их… суккулентами. Короче говоря, со всем тем, что наверняка хотел бы увидеть, не ковыляй ты вдоль этого богатства на костылях или с капельницей-прицепом. К чему это я? Ах да, так вот, я сидела и думала о книге Джулиана Барнса «Предчувствие конца». Как ему удалось схватить за хвост ощущение «каково это — понимать, что жизнь не прожита, а просто с нами случилась?»
Поворачивается к мужу, надеясь рассмотреть зарождающееся воодушевление:
— Барнс получил за эту книгу Букеровскую премию. Будь я литературным критиком, написала бы, что это «выдающийся роман об обычных людях и их обычной жизни».
Сопит, довольная своей находкой.

— Ты знаешь, я хочу продолжать помогать людям быть собой. Чтобы они рассмотрели себя и научились собой пользоваться.
Жестикулирует от переполняющих ее чувств:
— Чтобы они могли рассказывать своей жизнью свою особенную историю, а не отличиться тем, что регулярно оплачивали счета и поддерживали с коллегами хорошие отношения. Пойми меня правильно, я не против счетов, тем более, что ты их так умело заводишь в одну онлайн систему.
Чтобы люди не бежали от боли любой ценой называя это способностью к выживанию. Просто умели использовать страдание для того, чтобы еще ярче чувствовать радость. Как говорит супервизор — походили по внутреннему аду, хватит, достаточно, пора пожить по-человечески.
Чтобы мои клиенты никогда не променяли амбиции создавать то, что окажется больше их, на принятие того, что они никогда не будут реализованы. Ведь каждый из них — целый мир!

Вглядывается в потолок, будто на нем — в закатной тьме — можно вычитать какие-то смыслы жизни. И судя по всему, ей удается что-то прочитать.
— Знаешь, я сидела на той скамейке, вдыхала аромат нагретых на солнце еловых лап и вдруг ощутила конечность всего на свете. Однажды не станет мамы, однажды не станет меня, останется только ветер, который разнесет по парку запах хвои. А потом и это исчезнет. Но, знаешь, вопреки предчувствию конца, пока я могу все это ощущать, я хочу и буду этим делиться.

Кот [за дверью спальни]:
— Буээээ!

Муж терапевта:
— Как ты думаешь, на чью обувь его стошнило — твою или мою?

Иногда занавес после таких диалогов опускается не только на сцене, но и в душе. Вам знакомо это ощущение? Что вы с ним делаете? Переворачиваетесь на другой бок и засыпаете? Переводите все в шутку? Подаете на развод? По резкости действий можно понять, настолько сильно человек обижен. Другими словами, настолько сильно ждал определенной реакции, каких-то действий или слов. Ощущение внутренней правоты позволяет поджимать губы. Он — бесчувственный. Я — бедняжечка. Все на Б. Или, словами терапевта-в-обучении на Ж: он — жопа, я — жертва.

Что же делать? Можно, конечно, застыть в обиде словно муха в янтаре. А можно взять на себя ответственность за реализацию своих желаний. Спрятать в пыльный угол фантазию о том, что «раз любит — значит, должен разделять мои переживания», к примеру. Или другую популярную иллюзию из корпоративного мира: «увидят как я работаю — сразу поднимут мой оклад». Ага, в два раза поднимут. Минимум.

Я предлагаю очень простой, но непопулярный выбор между справедливой обидой и шансом на близость. В первом случае человек упивается своей болью и тихо плачет в подушку. Но при этом достаточно громко, чтобы услышал другой. Во втором варианте — словами через рот объясняет свои желания, договаривается о том, что ему важно. И возможно, проснувшись первым, даже заваривает две чашки чая. С тем чтобы рассмеяться и выдохнуть — кот таки вырвал на коврик в гостиной, пощадив обувь. И чтобы услышать:
— Так что ты там вчера говорила? Всем — настоящих историй и побольше?