Знаете ли вы почему родились? Скажем, вас нашли среди морщинистых листочков капусты? Или наглый аист все решил за ваших родителей? Я появилась на свет, потому что дед сказал моей маме:
— Вам с мужем нужен общий ребенок.

Дедушка. Нежность моего детства со «стальным стержнем вместо позвоночника». Благословлен той актерской внешностью, которую возраст делает только вкуснее. Создал себя сам.

Его корни гнездились в дружной раскулаченной семье, которая могла позволить себе даже прислугу. Когда семью лишили сначала достатка, потом еды и по итогу — жизней, дедушка сколотил гробы из найденных досок и собственноручно похоронил родителей, братьев и сестер.

Однажды во время войны ему пришлось притвориться мертвым на поле боя. Он рассказывал, как лежал, а на него пикировал вражеский истребитель, который в любой момент мог сбросить бомбу. Нужно было не шелохнуться, ничем не выдать своего ужаса. Только так можно было избежать смерти. Спасибо, дед, у тебя тогда получилось.

После он занимался гражданской обороной, но мне совсем это не было интересно. Гораздо круче было наблюдать как дедушка рисовал маслом, подбирал на слух мелодии на фортепьяно или что-то мастерил. Собирать вместе грибы. Они пахли дождем, мхом и чем-то острым и сладким одновременно. Сейчас они пахнут детством.

Я отчетливо помню дедушкин запах. Дед всегда был гладко выбрит и когда наклонялся меня поцеловать, меня накрывало либо волной одеколона, либо обещанием свежей выпечки. Крепко обнимал меня при встрече и рассматривал:
— Какая из этих двух щек моя, а какая – бабушкина? — и целовал в одну щеку, а потом – на случай, если «ошибся» — еще и во вторую.

Бабушка почти никогда не готовила, зато дедушка уже тогда выращивал внучек-фуа-гра. Интуитивное питание? К счастью, в те времена об этом не слышали. Поэтому дед всегда пек два торта. Один обязательно белый: медовик или сливочный или наполеон. Другой — черный: пражский или пьяная вишня или шоколадный. Я вспоминаю его в свежем фартуке, который он сам вырезал по большим шебаршащим выкройкам и доводил до ума на швейной машинке.

Я могу продолжать перечислять его таланты, но слезы внутри меня шепчут: «Ты хоть понимаешь, что ни один из твоих мужчин даже половины этого не умел?». Дед часто смеялся, называл меня не иначе как «Натали», и был самым всемогущим мужчиной в моей детской жизни.

Когда у моей бабушки случился сердечный приступ и она в одночасье ушла, дедушка почти сразу заболел. И это тот человек, который хрустел снегом во дворе дома в одной майке! Рак кишечника. Когда сделали операцию, врач сказал, что если дедушка захочет — выживет. Но дед, судя по всему, не хотел. Он вернулся домой, переложил деревянные опоры под линолеумом в коридоре. Закончив работу, он удобно устроился на зеленом диване, где его — со вскрытыми венами — нашла моя старшая сестра. Очнувшись в больнице, дед ругался, что его вернули к жизни.

Метастазы поползли дальше. Он «сгорел» за год после бабушкиной смерти. Я думаю, что его неудавшаяся попытка самоубийства была проявлением железной воли, которую дед демонстрировал всю жизнь. И когда мне становится особенно тошно, я утешаю себя тем, что всегда смогу уйти из жизни по своему желанию. Главное, чтобы никто не спас. А потом я начинаю бичевать себя за такие мысли, кишка у меня тонка, и стыдиться дедушкиной слабости. Какое он имел право лишать себя дара жизни? Эта попытка деда до сих пор — косточка в моем горле.

В ночь, когда он умер, был день города, и я пошла танцевать (мама настояла, чтобы я развлеклась). А утром, когда явилась в больницу проведать дедушку, его кровать была застелена хрустящим белым бельем. Я металась по коридорам и звала его, а одна из медсестер равнодушно проронила, словно сквозняком обдала:
— Его больше нет. Тебе не сообщили?

Я не помню его похорон. Только то, что мама попросила меня сказать речь, когда опускали гроб в могилу. И я говорила, а ногой что есть силы избивала каменный бордюр. И пальцы в ботинке больно сотрясались от каждого удара.

А вечером мы с сестрой сидели и рассуждали, что ей, бедняжке, совсем не везет. То бабушку застанет во время сердечного приступа, то дедушку увидит со вскрытыми венами. И как знать, кто еще из родственников какие сюрпризы преподнесет? Мы внимательно посмотрели друг на друга после этой фразы и начали смеяться, как ненормальные, икая и хрюкая. Выходит, все, что мне осталось с того дня: провал в памяти и безумный смех.

Дедушка. Человек, который любил меня просто так, без прикрытых ожиданий. Здесь чертовски больно. Но если отдышаться… память о безусловной мужской любви разлита во мне. И приправлена благодарностью за опыт, цены которому нет.

Когда погружаешься в воспоминания, ушедшего можно сделать частью силы, а не частью боли. Словно кто-то невидимый дунет в золу, и погасшие было угли вдруг задышат и нальются багровым. Пламя высунет язык и оближет старые угли, разжигая заново. Огонь костра горит быстро и умирает тоже быстро. А моя память горит медленно и живет много-много лет.