Золотую медаль среди отмазок чтобы не пробовать терапию получает «Да мы просто будем ковыряться в детстве. Чем это мне поможет, если все проблемы — в настоящем?». Можно даже развить эту мысль. Если в прошлом меня не принимали, то как сегодня получить признание? Если родители не научили быть внимательным к своим желаниям, то как в настоящем строить отношения, опираясь на свои потребности?

Человеку может казаться, что чем больше он копается в прошлом, тем больше у него оснований, чтобы делать свою жизнь несчастной. Ведь если все было так ужасно/травматично/стыдно, то ему проще оправдать сегодняшний образ жизни. И отказаться от того, что требует новизны, а значит — риска.

Важно не то, каким в действительности было наше детство, а то, что мы делаем с этим детством сегодня.

По моим наблюдениям людей на старте терапии можно очень условно разделить на две категории. Ниже — не очень симпатичные портреты, но я намеренно сгустила краски, чтобы представить вам полярности, между которыми в действительности находится невероятное количество полутонов. Еще я специально сделала выпуклым контрперенос терапевта — реакцию на историю клиента.

Первая категория «начинающих» будет с раздражением спрашивать: «Сколько можно ворошить грязное белье?!». Как только человек будет подходить к болезненному воспоминанию, он ловко сменит тему, заморгает чуть чаще — просушить подло показавшуюся слезу, ввернет шутку, мол, нечего на зеркало пенять коли рожа крива. Я буду ощущать комок в горле — как признак подавленных чувств клиента. А еще — привкус бессилия, потому что обычно человек напротив обладает железной логикой, которая объясняет почему так складывается жизнь, отчего «нельзя ныть» и для чего важно терпеть.

Вторая категория людей, напротив, с готовностью расскажет о детских обидах. Густое облако недовольства окутывает человека, а ситуации, в которых окружающие его ранят — все повторяются и повторяются. С той же легкостью, с которой такой клиент отдает ответственность за проблемы своему детству. Часто место бестолковых родителей занимают и современные персонажи: друзья, коллеги, любимые. Психотерапевт может переживать усталость от бега по кругу, где человек не собирается притормозить и заняться исследованием возможностей для изменений.

Еще раз повторяю: это гротескные портреты клиента и помогающего практика.

— Так что делать-то с детством?
— Ходить туда — отвечу я. — Зачем? Для того чтобы обнаружить в здесь и сейчас себя, а не фотографию прошлого, помноженную на морщины прожитых лет.

Терапевт не пытается пришить уголовный и административный кодексы нашим родителям, опекунам или воспитателям детского сада. Он не планирует авторитетно убедить нас, что во всем виновато «травматическое прошлое». Специалист может приглашать человека в воспоминания чтобы вместе с ним найти 10 и больше отличий от него-Ребенка. Чтобы обнаружить или построить границы, которые отделяют там-и-тогда от здесь-и-сейчас.

Кто-то из коллег говорит, что прошедшего не исправить, а кто-то, напротив, считает, что терапия способна перекраивать прошлое. Но главное — в терапии можно изменить как обходиться с детским опытом. С нашими воспоминаниями или телесным отпечатком того, как к нам относились.

Поясню.

Травма устроена так, что мы научаемся делать с собой то, что с нами делал мир. Относиться к себе так, как нас отзеркаливал мир. Назовите человека сто раз свиньей — и он захрюкает. Иногда маленькому человеку достаточно попасть под описание свиньи один раз, чтобы он начал замечать у себя копытца и хвостик крендельком.

Травма тяготеет к тому, чтобы снова и снова воспроизводить те сценарии, что нам знакомы с детства, даже если они рождали страдания. Событие, причинившее нам столько боли, одновременно становится для нас важным смыслом в жизни. И мы часто чувствуем себя снова живыми, когда возвращаемся к болезненному опыту из прошлого. Психика стремится закрыть гештальт: возвратиться в такие отношения, где мы сможем изменить концовку кино на хеппиэнд. Увы, неосознанное, автоматическое повторение травмирующего опыта лишь усиливает отчаяние.

Так в нашей жизни появляются недоступные (как мама или папа) любимые, истощающая (иначе придется заводить близкие отношения) работа, разного рода зависимости (что отвлекают от нереализованных потребностей).

Гештальт-терапия верит, что изменения в жизни человека происходят лишь тогда, когда он обнаруживает выбор там, где это казалось невозможным. Для этого специалист спрашивает клиента: «На что это похоже? Что эта ситуация вам напоминает?». И вместе с ним идет в детство чтобы исследовать: а как выходит, что там-и-тогда становится здесь-и-сейчас? С такими же нерабочими методами решения задачи, как и в прошлом. Тогда ситуация, которая казалась непреодолимой, окажется лишь важным творческим приспособлением, благодаря которому мы выживали много лет.

Человек, например, понимает, что выбирал нечувствительного к границам партнера, ведь только «слившись» можно было получить место под солнцем лампой в родительской семье. Или что организовывает себе острый депрессивный эпизод, потому что только так можно разделить ответственность с другим. Или что пашет ради всех денег в мире чтобы получить признание внутри самого себя.

Заметить как мы сами себе делаем больно — обычно неприятное осознание. Но вместе с тем появляются границы, отделяющие старый опыт от нового. В этой точке задача турпохода в детство заканчивается. Появляется выбор. И начинается новая сложность. Желание быстро понять: что же делать?

Я не могу вам дать немедленного ответа. Не могу закатиться в вашу сумку магическим шаром-советником. Зато могу обращать ваше внимание на самого себя. Работать вместе с вами над вашей чувствительностью. Спрашивать вас, а что было бы, если бы вы — а не другой — стояли в центре этой ситуации? Буду оставаться с вами рядом чтобы поддерживать в исследовании собственных желаний и в расширении выбора. Вы сможете на меня злиться, а я не буду вас отталкивать в раздражении или разрушаться от невыносимости выдержать ваши переживания.

Главное, что я буду делать — создавать условия, чтобы вы восполнили свой детский дефицит. Получили то, что раньше казалось невозможным. Погрелись под вниманием, которому вы ничего не должны. Прикурили от моего заинтересованного любопытства.

И тогда вы вдруг заметите, что перестали гуглить «как распознать абьюзера», youtube перестал подбрасывать вам ролики по поп-психологии, а друзья сняли жилетки спасателей с плеч. Вас больше не сжирает тревога. Вместо вопроса «как он мог меня так подло предавать?» появится «почему мне было выгодно не замечать измену?». Появляется устойчивость. Вы не отказываетесь приближать изменения из страха, но смотрите в будущее с надеждой.

Новый опыт прорастает в настоящем без волшебных таблеток, без 100%х советов, без брони самоиронии, без обезболивающего вкусных коктейлей, без начертанных кем-то проторенных схем. Прошлое превращается в изученные (и возможно уже ненужные) ритуалы. Настоящее становится чистым от примеси старых травм. Граница между Там и Сейчас воздвигнута. Ваша виза позволяет пересекать ее свободно и внимательно.

Процесс терапии приводит человека к тому, что опора на детство пошатнется. Ой! Но человек в терапии создаст для себя новые.